Никанор Иванович Босой - персонаж романа "Мастер и Маргарита", председатель жилищного товарищества дома 302-бис по Садовой, где расположена Нехорошая квартира.

В ранней редакции романа Никанор Босой звался Никодимом Григорьевичем Поротым, заставляя вспомнить автора апокрифического Никодимова Евангелия, особенно подробно излагавшего историю Понтия Пилата.

Никанор Босой завершает длинный ряд управдомов-мошенников в булгаковском творчестве, начатый "барашковым председателем" в "Воспоминании...", Швондером в "Собачьем сердце" и Аллилуйей-Портупеей в "Зойкиной квартире" и продолженный Буншей-Корецким в "Блаженстве" и "Иване Васильевиче".

Председатель жилтоварищества дома 302-бис достаточно далеко ушел от своего прототипа - управляющего домом №50 по Б. Садовой караима К. Сакизчи (в рассказе "№13. - Дом Эльпит-Рабкоммуна" он выведен под именем Христи), превратившись в русского, а после проделок Воланда уверовавшего в христианского Бога: " - Бог истинный, бог всемогущий, - заговорил Никанор Иванович, - все видит, а мне туда и дорога. В руках никогда не держал и не подозревал, какая такая валюта! Господь меня наказует за скверну мою, - с чувством продолжал Никанор Иванович, то застегивая рубашку, то расстегивая, то крестясь, - брал! Брал, но брал нашими, советскими! Прописывал за деньги, не спорю, бывало...
На просьбу не валять дурака, а рассказывать, как попали доллары в вентиляцию, Никанор Иванович стал на колени и качнулся, раскрывая рот, как бы желая проглотить паркетную шашку.
- Желаете, - промычал он, - землю буду есть, что не брал? А Коровьев - он черт.
Всякому терпению положен предел, и за столом уже повысили голос, намекнули, что ему пора заговорить на человеческом языке.
Тут комнату с этим самым диваном огласил дикий рев Никанора Ивановича, вскочившего с колен:
- Вон он! Вон он за шкафом! Вот ухмыляется! И пенсне его... держите его! Окропить помещение!
Кровь отлила от лица Никанора Ивановича, он, дрожа, крестил воздух, метался к двери и обратно, запел какую-то молитву и, наконец, понес полную околесицу".

Ловля Никанором Ивановичем Босым черта - Коровьева-Фагота у следователя ОГПУ разительно напоминает поиски черта Иваном Карамазовым во время допроса в "Братьях Карамазовых" (1879-1880) Федора Достоевского (1821-1881), причем оба героя одинаково сходят с ума. У Булгакова идет пародийное снижение по сравнению с Достоевским: в черта, а через него и в Бога поверил не образованный богоборец-нигилист, а полуграмотный хапуга-управдом.

Эпизод сна Никанора Босого, где он видит себя в помещении своеобразного театра (там небритых мужчин заставляют сдавать валюту и ценности), навеяна личными впечатлениями близкого друга Булгакова филолога Н. Н. Лямина. Как вспоминала вторая жена Лямина Н. А. Ушакова (1899-1990), "Николая Николаевича тоже вызвали. Уж не знаю, почему они решили, что у нас что-то есть. Может быть, потому, что они уже вызывали первую жену Николая Николаевича - Александру Сергеевну Лямину, которая была из известной купеческой семьи Прохоровых, кроме того, у них уже сидела ее тетка. Николай Николаевич просидел там недели две".

В 1929 г. ОГПУ начало кампанию по изъятию у населения валюты, золота и драгоценностей. Подозреваемых "валютчиков" держали в тюремных камерах иногда по несколько недель в надежде, что те "добровольно" выдадут хотя бы часть того, что имеют. При этом задержанных кормили соленой пищей, а воды давали мало.

11 декабря 1933 г. третья жена писателя Е. С. Булгакова зафиксировала в дневнике, как дальний родственник А. М. Земского (1892-1946) (мужа сестры Булгакова Нади) "сказал про М. А. - послать бы его на три месяца на Днепрострой, да не кормить, тогда бы он переродился. Миша: - Есть еще способ - кормить селедками и не давать пить".

Здесь соответствующий способ Булгаков, очевидно ассоциировал не только с гоголевским Городничим, практиковавшим в "Ревизоре" (1836) подобное в отношении купцов, но и со страданиями Лямина и других "валютчиков".

Н. А. Ушакова свидетельствовала, что тетка ее мужа, Прохорова, "у них уже долго сидела. Какое-то ожерелье или колье они искали... не помню, чье оно и у кого было спрятано. И Николая Николаевича все время об этом спрашивали, но он от всего отказывался и говорил, что ничего не знает. А первую жену Николая Николаевича тоже туда вызывали и тоже колье спрашивали, но они заранее договорились ни в чем не признаваться. В общем, он ничего не говорил о тетке до тех пор, пока ее не провели перед ним. Тогда он убедился, что они ее все равно знают. Потом у нас сделали обыск, но у нас, конечно, ничего не было, и они унесли две дешевые побрякушки со стекляшками вместо камней, и Николая Николаевича выпустили. И вот, он Булгакову обо всем этом подробно рассказывал, и тот написал эту главу про сон Никанора Ивановича почти слово в слово".

Арест Лямина произошел осенью 1931 г. 26 октября 1931 г. Булгаков сообщал в письме своему другу философу и литературоведу П. С. Попову в Ленинград: "Коля (Н. Н. Лямин) живет пристойно, но простудился на днях". Слова о простуде могли быть иносказательным сообщением о задержании.

Первый вариант главы о сне Н. И. Б. был написан в сентябре 1933 г. Тогда она называлась "Замок чудес". 17 и 27 сентября, судя по записям Е. С. Булгаковой, писатель читал ее Лямину. В дальнейшем глава неоднократно переделывалась и частично уничтожалась, вероятно, из-за политической остроты содержания. Однако и в окончательном тексте сохранилась история тетки Пороховниковой на Пречистенке, скрывающей валюту и драгоценности.

В первом варианте главы "Последний полет" романа "Мастер и Маргарита", написанном в июле 1936 г., Воланд предупреждал Мастера: "Исчезнет из памяти дом на Садовой, страшный Босой, но исчезнет мысль о Ганоцри и о прощенном игемоне". Первоначально Н. И. Б. должен был быть фигурой более зловещей - не только взяточником, но и вымогателем и доносчиком, возможно, игравшим по отношению к Мастеру ту же роль, которая в окончательном тексте досталась Алоизию Могарычу.

Очевидно, тогда Н. И. Б. проецировался на кого-то из "теплой компании" жилтоварищества дома №50 по Б. Садовой, о которой Булгаков писал сестре Наде 1 декабря 1921 г.: "Одно время пережил натиск со стороны компании из конторы нашего дома. "Да А. М. (имеется в виду муж Н. А. Булгаковой А. М. Земский) триста шестьдесят пять дней не бывает. Нужно его выписать. И вы тоже неизвестно откуда взялись" и т.д. и т.д. Не вступая ни в какую войну, дипломатически вынес в достаточной степени наглый и развязный тон, в особенности со стороны С. смотрителя. По-видимому, отцепились. Андрея настоял не выписывать... С. довел меня до белого каления, но я сдерживаюсь, потому что не чувствую, на твердой ли я почве. Одним словом, пока отцепились".

24 марта 1922 г. писатель сообщал сестре: "...Дом уже "жилищного рабочего кооператива" и во главе фирмы вся теплая компания, от 4-7 по-прежнему заседания в комнате налево от ворот".

Также и Н. И. Б. наделен только одной страстью - к еде и выпивке. От любимого занятия его и отрывают сотрудники ОГПУ. В окончательном тексте Никанор Иванович Босой - фигура уже не столь зловещая, в большей мере юмористическая.

Прототип Н. И. Б. запечатлен в рассказе "Воспоминание...": "Председатель домового управления, толстый, окрашенный в самоварную краску, человек, в барашковой шапке и с барашковым же воротником, сидел, растопырив локти, и медными глазами смотрел на дыры моего полушубка".

В "Мастере и Маргарите" также подчеркивается, что председатель жилтоварищества - "тучный", "толстяк с багровой физиономией" (багровым лицо у Никанора Ивановича Босого стало от потрясения, вызванного долларами, обнаруженными в вентиляции, и арестом).

© Булгаковская.Москва