«…
Сразу скажу: так называемые «пилатовы главы» «Мастера и Маргариты» кощунственны. Это неинтересно даже обсуждать. Достаточно сказать, что Иешуа булгаковского романа умирает с именем Понтия Пилата на устах, в то время как Иисус Евангелия – с именем Отца.»
Родство Иешуа и рафинированного толстовского атеизма
вполне очевидно. Но есть ли признаки, по которым можно судить об отношении
Булгакова к Иешуа и к той этике всепрощения, которая озвучивается устами Иешуа?
Главный и даже единственный тезис проповеди Иешуа – «все
люди добрые» – откровенно и умно высмеивается в «большом» романе. Стукачи
и хапуги проходят вполне впечатляющей массой. Со всей своей симпатией Булгаков
живописует погромы, которые воландовские присные устроили в мещанско-советской
Москве. У такого Иисуса Булгаков не зовет учиться своего читателя.
Да, Булгаков предлагает художественную версию
толстовско-атеистической гипотезы. Но при этом вполне очевидно, что учение
Иешуа не есть кредо Булгакова. Иешуа, созданный Мастером, не вызывает симпатий
у самого Булгакова.
Образ любимого и положительного героя не набрасывают
такими штрихами: «Ешуа заискивающе улыбнулся..»;
«Иешуа
испугался и сказал умильно: только ты не бей меня сильно, а то меня уже два
раза били сегодня»; «Иешуа
шмыгнул высыхающим носом и вдруг такое проговорил по-гречески, заикаясь».
Булгаков не мальчик в литературе. Если он так описывает персонажа – то это не
его герой.
«Пилатовы
главы», взятые сами по себе – кощунственны и атеистичны. Они написаны
без любви и даже без сочувствия к Иешуа. Мастер говорит Ивану: «Я написал роман
как раз про этого самого Га-Ноцри и Пилата».
Довольно-таки пренебрежительное упоминание...
Об Иешуа Мастеру говорить неинтересно: «Скажите
мне, а что было дальше с Иешуа и Пилатом, – попросил Иван, – умоляю, я хочу
знать. – Ах нет, нет, – болезненно дернувшись, ответил гость, – я вспомнить не
могу без дрожи мой роман. А ваш знакомый с Патриарших прудов сделал бы это
лучше меня»...
Мастер абсолютно чужд идеологии всепрощения, которую
он вкладывает в уста Иешуа: «Описание ужасной смерти Берлиоза (Иваном Бездомным – А. К.) слушающий (Мастер – А. К.) сопроводил загадочным замечанием, причем
глаза его вспыхнули злобой: – Об одном жалею, что на месте этого Берлиоза не
было критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича» (гл.13).
Значит, не только Булгаков, но и Мастер не
сочувствует тому Иешуа, который появляется на страницах романа о Пилате.
© Булгаковская.Москва