На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы, так как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с гипсовыми вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до самых краев.

Воланд сидел на складном табурете, одетый в черную свою сутану. Его длинная широкая шпага была воткнута между двумя рассекшимися плитами террасы вертикально, так что получились солнечные часы. Тень шпаги медленно и неуклонно удлинялась, подползая к черным туфлям на ногах сатаны. Положив острый подбородок на кулак, скорчившись на табурете и поджав одну ногу под себя, Воланд не отрываясь смотрел на необъятное сборище дворцов, гигантских домов и маленьких, обреченных на слом лачуг. Азазелло, расставшись со своим современным нарядом, то есть пиджаком, котелком, лакированными туфлями, одетый, как и Воланд, в черное, неподвижно стоял невдалеке от своего повелителя, так же как и он не спуская глаз с города.

Воланд заговорил:

− Какой интересный город, не правда ли?

Азазелло шевельнулся и ответил почтительно:

− Мессир, мне больше нравится Рим!

− Да, это дело вкуса, − ответил Воланд.

Через некоторое время опять раздался его голос:

− А отчего этот дым там, на бульваре?

− Это горит Грибоедов, − ответил Азазелло.

− Надо полагать, что это неразлучная парочка, Коровьев и Бегемот, побывала там?

− В этом нет никакого сомнения, мессир.

Опять наступило молчание, и оба находящихся на террасе глядели, как в окнах, повернутых на запад, в верхних этажах громад зажигалось изломанное ослепительное солнце. Глаз Воланда горел так же, как одно из таких окон, хотя Воланд был спиною к закату.

Но тут что-то заставило Воланда отвернуться от города и обратить свое внимание на круглую башню, которая была у него за спиною на крыше. Из стены ее вышел оборванный, выпачканный в глине мрачный человек в хитоне, в самодельных сандалиях, чернобородый.

− Ба! − воскликнул Воланд, с насмешкой глядя на вошедшего, − менее всего можно было ожидать тебя здесь! Ты с чем пожаловал, незваный, но предвиденный гость?

− Я к тебе, дух зла и повелитель теней, − ответил вошедший, исподлобья недружелюбно глядя на Воланда.

− Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со мной, бывший сборщик податей? − заговорил Воланд сурово.

− Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, − ответил дерзко вошедший.

− Но тебе придется примириться с этим, − возразил Воланд, и усмешка искривила его рот, − не успел ты появиться на крыше, как уже сразу отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, − в твоих интонациях. Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп.

− Я не буду с тобой спорить, старый софист, − ответил Левий Матвей.

− Ты и не можешь со мной спорить, по той причине, о которой я уже упомянул, − ты глуп, − ответил Воланд и спросил: − Ну, говори кратко, не утомляя меня, зачем появился?

− Он прислал меня.

− Что же он велел передать тебе, раб?

− Я не раб, − все более озлобляясь, ответил Левий Матвей, − я его ученик.

− Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, − отозвался Воланд, − но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Итак…

− Он прочитал сочинение мастера, − заговорил Левий Матвей, − и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем. Неужели это трудно тебе сделать, дух зла?

− Мне ничего не трудно сделать, − ответил Воланд, − и тебе это хорошо известно. − Он помолчал и добавил: − А что же вы не берете его к себе, в свет?

− Он не заслужил света, он заслужил покой, − печальным голосом проговорил Левий.

− Передай, что будет сделано, − ответил Воланд и прибавил, причем глаз его вспыхнул: − И покинь меня немедленно.

− Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него, вы взяли бы тоже, − в первый раз моляще обратился Левий к Воланду.

− Без тебя бы мы никак не догадались об этом. Уходи.

Левий Матвей после этого исчез, а Воланд подозвал к себе Азазелло и приказал ему:

− Лети к ним и все устрой.

Азазелло покинул террасу, и Воланд остался один. Но одиночество его не было продолжительным. Послышался на плитах террасы стук шагов и оживленные голоса, и перед Воландом предстали Коровьев и Бегемот. Но теперь примуса при толстяке не было, а нагружен он был другими предметами. Так, под мышкой у него находился небольшой ландшафтик в золотой раме, через руку был перекинут поварской, наполовину обгоревший халат, а в другой руке он держал цельную семгу в шкуре и с хвостом. От Коровьева и Бегемота несло гарью, рожа Бегемота была в саже, а кепка наполовину обгорела.

− Салют, мессир, − прокричала неугомонная парочка, и Бегемот замахал семгой.

− Очень хороши, − сказал Воланд.

− Мессир, вообразите, − закричал возбужденно и радостно Бегемот, − меня за мародера приняли!

− Судя по принесенным тобою предметам, − ответил Воланд, поглядывая на ландшафтик, − ты и есть мародер.

− Верите ли, мессир… − задушевным голосом начал Бегемот.

− Нет, не верю, − коротко ответил Воланд.

− Мессир, клянусь, я делал героические попытки спасти все, что было можно, и вот все, что удалось отстоять.

− Ты лучше скажи, отчего Грибоедов загорелся? − спросил Воланд.

Оба, и Коровьев и Бегемот, развели руками, подняли глаза к небу, а Бегемот вскричал:

− Не постигаю! Сидели мирно, совершенно тихо, закусывали…

− И вдруг − трах, трах! − подхватил Коровьев, − выстрелы! Обезумев от страха, мы с Бегемотом кинулись бежать на бульвар, преследователи за нами, мы кинулись к Тимирязеву!

− Но чувство долга, − вступил Бегемот, − побороло наш постыдный страх, и мы вернулись!

− Ах, вы вернулись? − сказал Воланд, − ну, конечно, тогда здание сгорело дотла.

− Дотла! − горестно подтвердил Коровьев, − то есть буквально, мессир, дотла, как вы изволили метко выразиться. Одни головешки!

− Я устремился, − рассказывал Бегемот, − в зал заседаний, − это который с колоннами, мессир, − рассчитывая вытащить что-нибудь ценное. Ах, мессир, моя жена, если б только она у меня была, двадцать раз рисковала остаться вдовой! Но, к счастью, мессир, я не женат, и скажу вам прямо − счастлив, что не женат. Ах, мессир, можно ли променять холостую свободу на тягостное ярмо!

− Опять началась какая-то чушь, − заметил Воланд.

− Слушаю и продолжаю, − ответил кот, − да-с, вот ландшафтик. Более ничего невозможно было унести из зала, пламя ударило мне в лицо. Я побежал в кладовку, спас семгу. Я побежал в кухню, спас халат. Я считаю, мессир, что я сделал все, что мог, и не понимаю, чем объясняется скептическое выражение на вашем лице.

− А что делал Коровьев в то время, когда ты мародерствовал? − спросил Воланд.

− Я помогал пожарным, мессир, − ответил Коровьев, указывая на разорванные брюки.

− Ах, если так, то, конечно, придется строить новое здание.

− Оно будет построено, мессир, − отозвался Коровьев, − смею уверить вас в этом.

− Ну, что ж, остается пожелать, чтобы оно было лучше прежнего, − заметил Воланд.

− Так и будет, мессир, − сказал Коровьев.

− Уж вы мне верьте, − добавил кот, − я форменный пророк.

− Во всяком случае, мы явились, мессир, − докладывал Коровьев, − и ждем ваших распоряжений.

Воланд поднялся с своего табурета, подошел к балюстраде и долго, молча, один, повернувшись спиной к своей свите, глядел вдаль. Потом он отошел от края, опять опустился на свой табурет и сказал:

− Распоряжений никаких не будет − вы исполнили все, что могли, и более в ваших услугах я пока не нуждаюсь. Можете отдыхать. Сейчас придет гроза, последняя гроза, она довершит все, что нужно довершить, и мы тронемся в путь.

− Очень хорошо, мессир, − ответили оба гаера и скрылись где-то за круглой центральной башней, расположенной в середине террасы.

Гроза, о которой говорил Воланд, уже скоплялась на горизонте. Черная туча поднялась на западе и до половины отрезала солнце. Потом она накрыла его целиком. На террасе посвежело. Еще через некоторое время стало темно.

Эта тьма, пришедшая с запада, накрыла громадный город. Исчезли мосты, дворцы. Все пропало, как будто этого никогда не было на свете. Через все небо пробежала одна огненная нитка. Потом город потряс удар. Он повторился, и началась гроза. Воланд перестал быть видим во мгле.